16 августа в 9–00 утра мы, координаторы компании «Эксон Нефтегаз Лимитед» по Охинскому району Анна Жукова и я, выехали на Рыбновское побережье. Дорога до Сабинского пятачка была хорошая, но дальше после дождя была немного размыта. Тем не менее, до Романовки мы доехали за 5 часов (раньше можно было ехать 8 – 10 часов, а то и несколько суток!). В селении на момент нашего приезда было только двое представителей КМНС – Валентин Ёргун и Леонид Роник, третий – Валерий Павлин – был в отлучке. Остальные жители минувшей осенью были переселены в Рыбновск и Оху. Валентин и Леонид были рады нашему приезду, но не скрывали, что если бы мы привезли спиртное, радости было бы больше. Тем не менее, Леонид с благодарностью принял гостинцы (чай, кофе, сливки, консервы, сигареты и т. д.). Рассказал, что в этом году путина очень плохая, постоянно штормит, подходы слабые. Удалось немного насушить горбушовой юколы.

Из Романовки наш путь лежал в Рыбновск через речки Восьмая и Музьма, через которые года два-три назад были отремонтированы мосты. Честно говоря, через те мосты страшновато впервые проезжать. Но учитывая то, какими они были до ремонта (а я это помню), можно сказать, что они нормальные, крепкие.

При въезде в Рыбновск я испытала шок: от поселка, который когда-то был районным центром, осталось всего пять ветхих домиков! Да на берегу расположился колхозный рыбостан, куда мы и направились. Нас гостеприимно встретили бригадир Юрий Чепиков, повара Галина Донская и ее дочь Елена. Мы приехали как раз в тот момент, когда одна часть рыбаков должна была прибыть после отгулов, а другая – выехать в отгулы. Юрий Петрович был расстроен: ночью был сильный шторм, выкинуло катамаран, на заездке сломало белоножку на воротах ловушки, к утру шторм немного поутих, но выйти в море было ещё рискованно. Нас покормили вкусным обедом и мы поехали в Рыбновск (бывший Сороковой или Песчаное) для встречи с руководителем села, главным специалистом 1 разряда администрации МО ГО «Охинский» Геннадием Арсентьевым.

Геннадий Александрович, несмотря на то, что это был его выходной, принял нас радушно, пригласил в дом. Его жена Ольга выставила на стол угощение: домашнее варенье из черной смородины, печенье, дорогие конфеты, но… икры не было и в помине. Оказалось, хозяева всего дважды за лето ели жареную рыбу и ещё ни разу – икру! Геннадий Александрович с болью говорил о том, что путина провальная, что люди в зиму останутся практически ни с чем, так как, не поймав рыбу, им нечего будет реализовать, не на что будет купить продукты и необходимые вещи, топливо, запчасти.

Круглый год на Рыбновском побережье сейчас живут чуть более ста человек, они никуда уезжать не собираются, считают себя частью этой земли. Поэтому с такой болью рассказывали нам о браконьерах, перекрывающих нерестовые речки, выбрасывающих поротую рыбу. Мы с Анной Жуковой и водителем Константином Плехановым лично видели по всему берегу (от Рыбновска до Рыбного) чуть ли не через каждые 10 – 15 метров либо поротых, либо надрезанных подтухших осетров и калуг. Амбре, конечно, не из приятных. Все рыбновцы дружно, в один голос, утверждают, что такого количества осетровых на Сахалине нет, это несет штормом с берегов Амура и Амурского лимана. Даже приезжие обработчики, работающие на рыбозаводе у предпринимателя Льва Прояева не первый год, говорили, что путина очень плохая, заработок будет никудышный, что «устали от этого вонючего поселка, от отсутствия элементарных удобств и развлечений».

Геннадий Александрович, как истинный патриот своих мест, рассказывал нам, как приходится выживать, какие трудности преодолевать. Расстояние между селами в среднем 15 – 18 км. Для сообщения между ними есть транспорт: зимой – снегоход «Буран», в остальное время года – специальная машина, оборудованная кран-балкой и тентом для перевозки 6 человек. Кузов не отапливается, машину для перевозки  людей можно использовать только в теплое время года. Эта же машина используется для подвоза дров населению, доставки на огороды в Люгах. Связь – таксофоны, в настоящее время в селе Рыбное таксофон не работает (18 августа должен был приехать мастер). Сотовой связи нет, но периодически появляется, особенно у тех, у кого есть спутниковые антенны-тарелки. Удивительно было наблюдать спутниковые тарелки над ветхими домами! Электричество подается с 19.00 до 24.00 часов летом и с 17.00 до 24.00 часов зимой, и каждое утро по 1 – 2 часа. Есть два фельдшерско-акушерских пункта, но в ФАП Рыбного фельдшер планово ездит из Рыбновска максимум 2 – 3 раза в месяц, иногда по вызовам, совмещая поездки для выдачи пенсии.

С января нынешнего года прекратились вертолетные перевозки из Охи в Рыбновск, поэтому жители побережья несказанно довольны тем, что на средства колхоза «Красная заря» и на средства муниципалитета была частично отремонтирована дорога до федеральной трассы. Практически вся трудоспособная часть населения – безработные. На местные рыбоперерабатывающие заводы работать не идут, так как владельцы этих заводов недобросовестны, постоянно норовят задерживать, не доплачивать, а то и вовсе не платить заработную плату. На наш вопрос, помогают ли владельцы заводов жителям села в трудных ситуациях, руководитель села ответил: «Нет. Да мы и не просим. Мы гордые, сами справимся. Хотя председатель колхоза «Красная заря» Алексей Павленко частенько сам нам помогает».

После такой долгой беседы мы поехали в Рыбное. По пути полюбовались не только окружающими красотами, но и краснокнижными белоплечими орланами и чайками в Верещагинской бухте, созревающими шиповником, рябиной, брусникой, поели вкусную шикшу.

Рыбное встретило нас пустынными улицами и отсутствием на моей памяти двух третей домов. Но выглядело оно все же получше, чем Рыбновск, имело более жилой вид. И первое, что меня поразило, был издали красивый двухквартирный дом под современной зеленой металлочерепицей, с белыми пластиковыми окнами. Но при ближайшем рассмотрении оказалось, что трубы уже рассыпаются, пристроенные коридоры то ли недостроены, а то ли уже разбираются, завалинка местами забита разными досками (Геннадий Арсентьев говорил, что нашел тех, кто начал разбирать, заставил заново заколотить, а где гарантия, что это не произойдет снова?), на крыше одного куска металлочерепицы уже нет, сорвало. Дом этот был сдан после капитального ремонта еще 3 года назад, но внутри не проведены никакие отделочные работы, нет печи.

Как мне объяснила начальник отдела по связям с общественностью, населением и территориальному управлению Татьяна Руцкая (после моего возвращения), капремонт затевался на федеральные деньги, а их не хватило, и теперь в мэрии не знают, где их изыскать. Между тем, Римма Выхтун, которая должна была жить в одной из этих квартир, уже покинула наш бренный мир. А Степан Саргун, для которого предназначена вторая половина дома, грядущую зиму, говорят, в землянке может и не пережить… Об этом нам поведали Евдокия Ночка, Екатерина Панова и сельский дизелист Светлана Самодурова, с которыми мы разговаривали недалеко от этого памятника разбазаривания государственных средств.

Меня поразило, что эти скромные женщины говорили о своих личных нуждах не как о боли, которую надо лечить, а как о ссадине, которую помазал зеленкой, и на этом успокоился. У них была и есть общая боль. Это работающий с перебоями таксофон, развалившийся мост через речку Наумовка (практически все жители побережья сажают картофель в Люгах, куда можно попасть, переезжая эту речку). А также катастрофическая нехватка нормальных дров в округе, отсутствие регулярной нормальной медицинской помощи, отягченной отсутствием медикаментов и денег на их приобретение, пересыхающие колодцы, сеансовая подача электроэнергии, но главная боль – ветхое жилье. Они не жаловались, они просто констатировали факты. Екатерина Кирилловна со смехом сказала: «Нормально мы тут живём, но если нам не наладят таксофон, мы на выборы не пойдём». Честно говоря, мне стало страшно – неужели мы живём во втором десятилетии двадцать первого века? Такое впечатление, что мы пропутешествовали во времени, вернувшись на полстолетия назад. Покидали мы поселок с тягостным чувством.

На выезде остановились возле рыбостана, где нас встретил житель Рыбного Павел Югаин, когда-то работавший на круизном лайнере и побывавший в самых разных странах мира, в Антарктиде. Когда я спросила его, не скучно ли ему в родном селе, он, смеясь, сказал: «Да ты что, я в Охе на второй день задыхаться начинаю! Мне здесь хорошо, вольно дышится, я отсюда ни ногой!». И столько оптимизма было в его голосе, что я ему поверила и усомнилась в своих страхах.

Обратная дорога была не менее интересной: нашу путь-дорожку пересек хозяин тайги. Окрас у него был не бурый, а угольно-черный. За бурными эмоциями и разговорами мы даже не успели его сфотографировать!

Вернулись мы на гостеприимный рыбостан уже ближе к сумеркам, шторм стих, и рыбаки были на заездке, ремонтировали. Конечно, я не могла упустить такую возможность, чтобы не воспользоваться случаем и не побывать на заездке. Мой муж, шкипер-моторист, усмехаясь, сказал: «Из женщин только ты такая ненормальная, всё время на заездок рвёшься» и отвёз меня туда на мотоботе. Моя шестнадцатилетняя (или столетняя?) мечта сбылась: я поднялась на дощатый, дырявый, слегка шатающийся от течения и ходящих по нему рыбаков, овеваемый легким ветерком заездок. Увидела под своими ногами морскую воду, подвешенный невод, плавающую в нем рыбу и была просто счастлива! А молодые рыбаки смотрели на меня во все глаза и не скрывали своего удивления. Мне стало только грустно от мысли, что рядом нет тех рыбаков, которые всегда мне были там рады: моего брата Анатолия Няван, Константина Воткина, Всеволода Тайгун, Александра Шевченко и многих других. На разговоры времени не было, ребята под руководством Юрия Петровича пытались отремонтировать белоножку, но времени не хватило – стемнело, пришлось выходить на берег.

Наутро мы с Анной Николаевной поехали в администрацию и в медпункт. Первым делом мы решили познакомиться с фельдшером Любовью Валуйских. Когда мы пришли, Любовь Ивановна оказывала помощь пациенту из Романовки, на очереди были еще две женщины. Тем не менее, нам удалось поговорить с фельдшером, выяснить их проблемы. Разговор, конечно, начался с нашего удивления по поводу помещения: кабинет расположен в бывшей кухне, где половину занимает кирпичная печь, на второй стоит старенький шкаф с карточками и рукомойник с тазиком под ним. Процедурный кабинет в комнате с выпуклым полом, там же стоят весы, ростомер, старенький шкаф для инструментов и лекарств, гинекологическим креслом и не пахнет. В следующей комнате и кладовка, и раздевалка, и архивная картотека, в уличном коридоре висят костыли, лангеты, стоят носилки. Все, безусловно, чистое, мытое, продезинфицированное, но такое допотопное! Любовь Ивановна рассказала, что самая большая проблема с лекарствами, приходится покупать за свой счет. Ведь она знает, что землякам кроме них никто не поможет, а без медикаментов они ничего не смогут сделать. Хорошо, хоть санитарная машина есть. Плохо только, что зимой на ней не проехать ни в Романовку, ни в Рыбное, да и по Рыбновску сложно. Поэтому приходится пользоваться частным «Бураном». И как только она вспомнила про снегоход, тут же воскликнула: «Нам ничего не надо! Ни лекарств (сами как-нибудь купим!), ни мебели, ни ремонта. Нам позарез нужны гусянки на снегоход! Наш водитель возит нас на своем личном «Буране», гусеницы уже все развалились!» Мы были поражены альтруизмом этой удивительной женщины. От неё, а позже от второго фельдшера Ольги Кирилловой и руководителя села Геннадия Арсентьева мы услышали много добрых слов в адрес бывших главных врачей Охинской центральной районной больницы Николая Пастернака и Андрея Васильченкова. О них они сказали, что благодаря их постоянному вниманию в медпунктах появлялись лекарства, мебель, техника, оборудование. Что нынешнее руководство не только ни разу не приезжало к ним, но и ни разу ничем толком не обеспечило. Любовь Ивановна услышав мою фамилию, вспомнила, что даже некоторые лекарства, тонометр и глюкометр она получила от общественной организации КМНС.

Вышли мы из медпункта с единственной мыслью: «Надо как-то помочь этим самоотверженным людям, найти возможность купить им гусянки на «Буран». С этой мыслью зашли попрощаться с руководителем села Геннадием Арсентьевым. А у него на приеме была второй фельдшер Ольга Кириллова, зашедшая попрощаться. Оказывается, она нашла себе работу в Краснодарском крае. Там её обеспечили и квартирой, и хорошей зарплатой, и создали все условия для нормальной работы. «Грустно, жалко и страшно оставлять Любовь Ивановну одну, но возврата уже не будет». Геннадий Александрович был расстроен, но согласен с доводами Ольги Дмитриевны. Страшно подумать, что может случиться, если вдруг заболеет или уедет оставшийся фельдшер. На этой грустной ноте мы и распрощались с человеком, который уже многие годы бессменно руководит Рыбновским побережьем, с Геннадием Арсентьевым, оставив ему на память буклет, рассказывающий о проекте «Сахалин – 1».

Вернувшись на рыбостан, я попыталась уговорить Анну Николаевну съездить со мной на заездок, но она с опаской отказалась. Даже не захотела вблизи полюбоваться белухами. Мне пришлось ехать на заездок одной. Раньше, когда я бывала на заездке, белухи большими стаями, с детенышами на спинах, ныряли и играли прямо возле заездка. А сейчас белухи и нерпы плескались и ныряли то между берегом и заездком, то за ним, но большинство далеко на фарватере. Рыбаки уже отремонтировали ворота и начали переборку. Рыбы в ловушке было очень мало, можно было спокойно пересчитать поштучно. В перерыве между переборками стали спрашивать меня вначале о проекте «Сахалин – 1», а потом о том, что ближе – о сейсморазведке, которая проходит совсем рядом, нет ли связи между ней и отсутствием рыбы. Я рассказала им всё, что знала сама, объяснила принцип работы сейсморазведки. Юрий Петрович согласился, выразив общее мнение, что сейсморазведка, может, и безопасна. Но страшно то, что после них на нашу землю придут нефтегазодобытчики, после которых на севере острова, возможно, не останется ни рыбы, ни морзверя, ни белухи. И тогда и коренные народы, и профессиональные рыбаки останутся ни с чем. За этими разговорами время пролетело незаметно, рыбаки собрались выезжать на обед.

После обеда мы уже распрощались со всеми, кто уезжал обратно на заездок, пообщались с теми, кто был на берегу – с трактористом Никитой Погьюн, отдыхающим рыбаком Александром Таран, поваром Галиной Донской – и поехали домой.

По пути опять заехали в Романовку. На сей раз все три жителя были на месте, все трое – подшофе. На мой вопрос, где берут зелье, последовала ухмылка, и ответ: «А рыбы всё равно нет!». Им было хорошо сегодня, а что будет завтра – это будет завтра. Только Валерий Павлин попытался предъявить мне претензию: «Мне в прошлом году пообещали дать материал на ремонт дома, а дали только гвозди. Ты там разберись!» Он даже не знает, кто ему обещал, кто что дал. Заявил, что давала какая-то ассоциация, а какая – не знает. Я объяснила, что у нас ассоциации давно нет, а те общественные организации, которые есть, финансов никаких не имеют, ремонтами не занимаются. Объяснила, что деньги на материалы для ремонта могли выделяться только из областной целевой программы. Но, похоже, он так ничего и не понял. Мы оставили им оставшиеся продукты и поехали уже домой.

Ехали с разными чувствами, но одно было общим – тягостное ощущение заброшенности, покинутости не только богатых рыбой и дикоросами мест, но, главное, людей, их чаяний и бед. И эти тягостные чувства ещё больше обостряли пожарища вдоль трассы. Закрадывается даже провокационная мысль – а не специально ли нас выживают с родных мест?..

Александра Хурьюн